17

Уполномоченный Мирового Совета оказался пожилым китайцем. Сухонький, в строгом костюме мышиного цвета, реденькие чёрные волосы зачёсаны назад. Прямо как на старинной открытке. Не хватало лишь портрета Председателя Мао на лацкане.

— Как мы будем разговаривать, Алан Викторович? — деловито осведомился уполномоченный. — По-русски, по-английски?

— Как вам удобнее, — Алан поёрзал в кресле. Кресло было обычное, как в любой каюте «Соляриса. Даже тут, в отделе безопасности, и то проектировщики не предусмотрели ввинченного в пол табурета, прожектора в глаза и, для полного счастья, пыточной «дыбы». Видимо, никому и в голову не пришло, что придётся кого-то допрашивать и держать под арестом. Бывало, конечно — кто-нибудь перебирал спиртного и вёл себя в уютном баре «Стрела» как в салуне Дикого Запада. Но такого товарища просто уносили в родную каюту и вкалывали нехилую дозу альборана — для скорого, хотя и малоприятного протрезвления. Наутро жертву зелёного змия ждал увесистый штраф. А более серьёзных происшествий за все восемнадцать лет «Соляриса» как-то не случилось.

— Меня вполне устроит разговор по-русски, — предложил китаец. — Я хорошо знаю вашу страну, в детстве жил там, у дяди, в Чите. Знаю язык неплохо.

Полковник Упманис, похожий на постаревшего эльфа из древнего фантастического фильма, недовольно пошевелил бровями. Язык восточного оккупанта либо был ему незнаком, либо, что вероятнее, вызывал раздражение. Почти сто лет их независимости — а русобоязнь и не думает отмирать.

Зато Шевчук заметно обрадовался. Английский он, разумеется, знал в совершенстве — иначе бы его на «Солярисе» не послали — но переход на русский, похоже, расценил как некоторое повышение отечественного рейтинга. Был Шевчук большим патриотом малой родины.

— Русский так русский, — пожал плечами Алан.

— Очень хорошо. Для начала представлюсь — меня зовут Ли Сун, я инспектор Мирового Совета по особым ситуациям, меня отправили сюда разобраться в ваших обстоятельствах. Но прежде позвольте узнать, хорошо ли вы себя чувствуете?

Экипаж катера рассказывал, что там, внизу, вы были не в лучшем состоянии.

— Спасибо, Ли Сун, сейчас я уже почти в порядке, — улыбнулся он. — Там — да, я действительно… немножко ослабел от голода. Провизия у нас закончилась, а катера пришлось ждать четыре дня. Долго вы совещались.

— Но и проблема, согласитесь, не такая, чтобы принимать скоропалительное решение, — китаец был сама невозмутимость.

— Ну да, я понимаю, — Алан уставился в пол. Всякие полы он видел на Объекте — земляные, глинобитные, выложенные мраморными плитками разных оттенков. И, оказалось, успел уже отвыкнуть от обычного пластика с регулируемой цветностью.

Четыре дня… По правде говоря, Алан уже и не верил, что прилетят. Слишком часто чудеса не повторяются. После дождика в четверг им теперь оставалось ждать, когда на горе свистнет рак.

Мальчишка, кстати, наловил там каких-то членистоногих. Те, как оказалось, обитали именно в горах, вернее, в сырых и тесных горных пещерках. Что они там делали и чем питались, выяснить не представлялось возможным, зато ими самими питаться было можно и нужно.

— Да ты попробуй, господин, — терпеливо и ласково, словно мать больному ребёнку, внушал Гармай. — Ну и что? Нос и зажать можно. Ну вкус… ты просто к такому не привык. А мирхайзи знаешь какие сытные! Парочку таких сжуёшь — и порядок. Весь день бегать можно.

Алан честно пробовал — чтобы не огорчать мальчика. Получилось ровно то, чего он и ожидал — судорога в желудке, мучительные спазмы — и вот ошмётки членистоногого украшают пол в пещерке.

Приносил Гармай и какие-то толстые корневища — их ещё кое-как можно было жевать, хотя казалось, будто во рту у тебя верёвка.

— А что будем делать, если они не прилетят? — спросил Гармай спустя три дня после обнаружения тайника.

Тоже ведь встала задачка. Год назад Алан, как ему казалось, выбрал замечательное место. Запоминающееся — глубокая щель между двумя здоровенными, метра в три, валунами, уткнувшимися друг в друга, словно борцы сумо. Посторонний, если ему и случится забрести в эти глухие края, нипочём не обратит внимание — тем более, что щель Алан аккуратно заткнул остатками парашюта и присыпал землёй. Ну и, разумеется, хорошенько осмотрелся, запомнил рельеф.

А спустя год оказалось, что таких «борцов сумо» здесь — прямо как в Японии.

Целый день они с Гармаем лазили по каменистым склонам, стараясь не угодить в опасную трещину, коих тут имелось в изобилии. Запросто можно сломать ногу, или, того хуже, побеспокоить змею в её тесной квартирке.

В конце концов нашли. Вернее, нашёл Гармай.

— Глянь, господин! — завопил он издали. — Кажись, оно! Тряпка тут какая-то…

Затем он с почтением взирал, как Алан разворачивает пластик, вставляет в станцию батареи. Те за год бездействия малость разрядились, но на день непрерывной работы хватило бы. А тут и нужно-то всего минут десять — ввести на миниатюрной, с пол-ладони панели, текст, задать параметры передачи. И пару секунд, чтобы сообщение ушло к орбите.

Для подстраховки повторили несколько раз, разворачивая антенну и к югу, и к северу. В принципе, это было излишним — на орбите болтается едва ли не тысяча спутников слежения, да ещё сколько-то прибавилось за год его «апостольской командировки». Уж пара-тройка их точно уловили сигнал, программы-анализаторы по ключевым меткам распознали, что это — нечто осмысленное, а не какой-то природный выплеск. Оставалось только ждать.

— Прилетят они, не волнуйся, — уверенно отвечал Алан. Нельзя было показать в голосе сомнение. — Они просто думают. Тут ведь всё непросто. Это, для примера, как если бы Высокий Дом начал войну с Ги-Даорингу. Такие решения долго принимаются.

— А меня они возьмут? — настороженно интересовался Гармай.

— Куда они денутся… — вздыхал Алан. Ему не хотелось муссировать эту тему. — Нужно им больно, чтобы ты здесь остался да про меня болтал…

Похоже, Гармая его ответ не слишком успокоил.

Во всяком случае, когда на рассвете в небе выросла жужжащая белая звезда и с диким рёвом пошла на снижение, мальчишка был довольно хмур. Если он и был поражён невиданным зрелищем, то никак этого не показал. Более того, вытащил из-под повязки «режик», подбросил его на ладони, ухватил в воздухе рукоять и небрежно сказал:

— Ну, пойдём, господин, посмотрим, какая она, твоя лодка…

— Вы слушаете меня, господин Ёлкин? — голос китайца вытащил Алана из воспоминаний. — Может, всё-таки позвать врача?

— Вот уж чего не надо, — простонал Алан. — Мне столько всего вкололи — сидеть больно.

Полковник Шевчук одарил его таким взглядом, что Алан понял: будь его, Шевчука, воля — сидеть бы раздолбаю Ёлкину как минимум на колу.

— Что ж, в таком случае мы можем продолжить беседу.

— Допрос, — уточнил Алан.

— Что — допрос? — поднял тонкие брови Ли Сун, и Алан тут же мысленно обозвал его «лизун» — уж больно мягко китаец стлал.

— Не беседа, а допрос. Зачем вы притворяетесь, господин Ли? Ведь вы же ведёте следствие.

— Не допрос, а беседа, — парировал «лизун». — И веду я не следствие, а расследование странных обстоятельств. Следствие по вашему делу будут вести совсем иные лица.

По лицам полковников чувствовалось, что оба они не прочь стать этими «иными». Но молчали — субординация. Главным здесь был китаец.

— Ладно, пускай беседа, — согласился Алан. — Задавайте вопросы.

— Мне кажется, — искоса взглянул на него китаец, — что у вас… как это по-вашему… тоже вертится на языке вопрос. Не стесняйтесь.

— Где Гармай? Мальчик с Неотерры, который вместе со мной прилетел сюда на катере?

Китаец понимающе усмехнулся.

— Не волнуйтесь, Алан Игоревич, с ним всё в порядке. Он сейчас находится… в другом помещении, вполне удовлетворяющем санитарным нормам.

— Вы его хоть покормили? — поинтересовался Алан.

— Что ж, думаете, мы звери? — пробасил Шевчук. — Стандартный рацион ему принесли, авось, не обеднеет Земля.